Именинник - Страница 19

X

Открытие первой школы в Теребиловке было назначено в воскресенье после Крещенья. Школа открывалась на частные средства, с небольшим пособием от земства. Все хлопоты по устройству помещения взял на себя Пружинкин и постарался не ударить лицом в грязь. Новая школа стояла на углу Малой и Большой Дрекольной улиц, где прежде был кабак. Большой старый дом был прилично отделан снаружи; стены внутри оклеены дешевенькими обоями, поставлена новая школьная мебель, в окнах появились жестяные вентиляторы, а над крылечком блестела простая белая вывеска: «Начальная школа». Каждый гвоздь, каждая мелочь были обдуманы сотню раз. Внутри школа делилась на четыре комнаты: передняя, из передней направо — мужское отделение, налево — женское, а между ними приютилась маленькая учительская комнатка, которую Пружинкин облаживал с особенным удовольствием, потому что в числе учительниц будут Анна Ивановна и генеральша.

В день открытия Пружинкин с раннего утра не находил себе места от волнения, хотя все было в исправности. Он десять раз обошел все комнаты, пощупал каждую вещь и постоянно выскакивал на крыльцо, около которого толпились любопытные теребиловцы. Шел легкий снежок, и Пружинкин был очень доволен: хорошая примета.

— Барышни будут учить!.. — объяснил он с крыльца собравшейся публике. — В будни ребятишки будут ходить, а в праздники большие… Кто хочет грамотным быть, тот и придет… Поняли? Прежде водку сюда ходили пить, а теперь пора ума набираться… Конец, видно, пришел вашей темноте!

Теребиловцев больше всего смущало то, что будут учить «барышни». Что-нибудь да не так!.. Объяснения Пружинкина только затемняли вопрос. Но после обедни, действительно, приехали господа и барышни. Был отслужен молебен и сейчас же открыты классы. Генеральша, Анна Ивановна, Клейнгауз, Володина и Прасковья Львовна отбивали друг у друга работу. Сажин сказал коротенькую прочувствованную речь, в которой объяснил всю важность именно начальной школы и потом значение первого «общественного почина». Народу в комнатах набралось много, а с улицы все напирали, и начиналась уже давка. Доктор Вертепов брезгливо нюхал воздух, дамы сбились в одну кучу и смотрели на теребиловский «народ» с любопытством, смешанным с чувством невольного страха. Молодой священник с короткими волосами и без бороды сидел с Сажиным в учительской. Пружинкин выбивался из сил, выталкивая ротозеев за дверь и рассаживая будущих учеников на парты. Мужское отделение было совсем полно, а в женском столпились девочки-подростки; баб и взрослых девушек не было.

— Я буду заниматься в мужском отделении, — заявила Прасковья Львовна в учительской. — Вы, Володина, со мной будете, а с бабами пусть остальные возятся…

— А я куда? — спрашивала Софья Сергеевна, беспомощно разводя руками:-лучше будет, кажется, если я останусь тоже в мужском отделении… Не правда ли, отец Евграф?.. — обратилась она за разрешением к священнику.

— Я советую заняться с мужчинами: они развитее, — посоветовал батюшка, разглаживая свою несуществующую бородку.

— Вы сначала займетесь в мужском, а потом перейдете в женское, — советовал Сажин, — нужно пользоваться указанием опыта…

— По-моему, вы будете только мешать другим, Софья Сергеевна, — пошутил Вертепов, дразнивший генеральшу с утра.

Генеральша вдруг рассердилась… Сегодня точно все сговорились, чтобы ее бесить: утром она бранилась с Ефимовым и Петровым, которые наотрез отказались заниматься в школе, потому что одна грамота является паллиативным средством; теперь этот доктор пристает к ней со своими глупыми шуточками. На-зло всем она ушла в женское отделение к Анне Ивановне. Человек пятнадцать девочек сидели за партами с какими-то убитыми лицами и только переглядывались, когда учительницы предлагали им вопросы. Посидев здесь с четверть часа, Софья Сергеевна вдруг почувствовала себя такой лишней, и никому не нужной… Она тихонько вышла в переднюю, надела свою шубу и тихонько вышла на крыльцо, где Пружинкин унимал галдевшую толпу.

— Куда это вы, ваше превосходительство? — удивился старик, угадавший по выражению лица генеральши, что дело не ладно: — как же это так-с?..

— Домой, Егор Андреич… Здесь и без меня обойдутся, — с ласковой улыбкой печально ответила Софья Сергеевна. Она была тронута вниманием Пружинкина. — Такие глупые женщины должны сидеть дома…

— Ваше превосходительство… как же это так-с?

Кучер подал лошадь, и генеральша легко порхнула в сани. Пружинкин едва успел застегнуть меховую полость. Проводив глазами сани, старик покачал головой и, вернувшись в школу, покашливаньем вызвал Анну Ивановну в переднюю.

— Софья-то Сергеевна уехали… — шопотом сообщил он, разводя руками, — весьма огорчены-с…

— Чем?

— Не могу знать-с, Анна Ивановна, только дело не ладно-с… Потихоньку собрались — и сейчас домой.

К ним подошел Сажин, провожавший о. Евграфа.

— Это вы, Павел Васильевич, чем-нибудь огорчили Софью Сергеевну?.. — заговорила Анна Ивановна с удивившей Сажина смелостью. — Она уехала.

— Я? Позвольте… Можно объяснить все гораздо проще, — ответил Сажин довольно развязно. — Софья Сергеевна немножко капризничает… Впрочем, я сейчас могу заехать к ней и постараюсь разъяснить дело. Во всяком случае, надеюсь, особенно страшного ничего не случилось.

Анне Ивановне не понравился тон, каким все это говорилось, и она простилась с Сажиным довольно холодно. Отец Евграф был свидетелем этой маленькой сцены, но отнесся к ней совершенно безучастно, как и ко всему остальному. Он намотал на шею толстый вязаный из красной шерсти шарф, запахнул потертую беличью шубу и неторопливо пошел за Сажиным, который предложил увезти его в город. Доктор Вертепов уехал за ними на своей лошади.