Именинник - Страница 18

— Я удивляюсь, мама, что вы особенное нашли в Софье Сергеевне? — спрашивала Анна Ивановна, не понимая происходившего.

— Как что такое? — удивлялась в свою очередь Марфа Петровна. — Да ведь кто такая Софья-то Сергеевна: босоножка какая-то, из милости в пансионе выучилась. Может, и обедала не каждый день, а теперь генеральша. Вот тебе и «особенное»! Небось, вот ты и богатая невеста, а генеральшей не сделаешься. Да и мало ли других девок по богатым домам киснет, а вот Софья Сергеевна вышла заправская генеральша. Вон она, как в комнату-то зайдет, — пава, да и только, и всякому свое умеет сказать, а при случае и строгость на себя напустит… да, генеральше все можно!..

— Как это все, мама?..

— А так… простой человек всего оберегись, чтобы тебя не осмеяли, а генеральше плевать: к ней же и придут. За спиной-то и про царя разные пустяки болтают.

— Значит, и тебе, мама, хотелось бы быть генеральшей?

— Ну, теперь-то я устарела немножко, а ежели бы раньше… Разве так бы я стала жить да скалдырничать? Ничего ты, голубушка, не понимаешь…

Это странное тяготение Марфы Петровны послужило к тому, что Анна Ивановна могла бывать довольно часто в салоне Софьи Сергеевны. Правда, старуха сильно ежилась и по целым часам пилила дочь, как уголовную преступницу, но стоило генеральше приехать в злобинский дом — и вся городьба разлеталась прахом.

— Сняла ты с меня голову, ваше превосходительство!.. — выговаривала Марфа Петровна, покачивая снятой головой, — она уже говорила с генеральшей на ты. — Хочу рассердиться на тебя, а сердца и нет… Смотри, одна у меня дочь.

— Вы меня обижаете, Марфа Петровна, — капризно отвечала Софья Сергеевна, — точно Анна Ивановна едет бог знает куда… Вы должны меня благодарить, а то я же и пресмыкаюсь пред вами. Конечно, я люблю вашу раскольницу, иначе…

— Вот мужчины у тебя в дому бывают… Оно как будто тово… Кто его знает, что у него на уме-то, у мужика.

Генеральша заливалась своим детским смехом над этими рассуждениями, а Марфа Петровна, чтобы еще больше угодить ей, начинала говорить совсем грубо, как говорила с зависимыми людьми, и даже читала наставления. В ее старых глазах Софья Сергеевна была каким-то особенным существом, к которому обыкновенная раскольничья мерка никак не прикладывалась и которое могло позволять себе все. Смотреть, — так вертушка эта самая генеральша, а со старым мужем целых десять лет прожила, и комар носу не подточит. Овдовела — сейчас заблудящего своего отца выписала, а у самой ни сучка, ни задоринки.

Бывая у генеральши, Анна Ивановна встретилась с теми умными людьми, о которых генеральша рассказывала Пружинкину; Клейнгауз и Володину она знала еще по гимназии. Там читали и обсуждали новые книги, там велись горячие споры, и Анна Ивановна каждый раз увозила домой что-нибудь новое, чего она не знала раньше. В злобинский дом, как весенние птицы, налетели всевозможные хорошие книжки «гражданской печати» и принесли с собой новые песни. Анна Ивановна не принадлежала к числу увлекающихся восторженных натур, но под ее наружным спокойствием скрывалась усиленная работа развивавшейся мысли. Светлое и доброе настроение сменялось припадками малодушия и слабости. Вера в лучшее и в себя разъедалась тысячью мелочных фактов, которые роковой чертой отделяли действительность от нового фантастического мира. Если умные люди, окружавшие генеральшу, резко нападали на недостатки общественного строя, на дореформенные порядки и «ветхого человека» вообще, то Анна Ивановна переносила всю эту рознь на свою внутреннюю жизнь и старалась проверять каждый свой шаг. Отзывчивое молодое сердце теперь болело вдвойне за царившие под родной кровлей хищные инстинкты, хитрость, ложь и самодурство, за добровольное унижение домашней челяди и бедных родственников, наконец, за свое бесправное и бесполезное существование.

Вернувшись от генеральши домой в тот вечер, когда Анна Ивановна встретила там Пружинкина, она почувствовала себя безотчетно-скверно: это письмо Сажина, потом смех Софьи Сергеевны и глупая роль, навязанная недогадливому старику. В результате получалось что-то очень некрасивое, напоминавшее подходцы и выверты Марфы Петровны.

— Может быть, я ошибаюсь… да, конечно, я ошибаюсь!.. — уверяла Анна Ивановна сама себя, расхаживая по комнате.

С Сажиным Анна Ивановна хорошо познакомилась у генеральши года за два до его земской славы, когда он особенно еще не выделялся из среды других знакомых и даже уступал таким полезным специалистам, как Курносов, который читал в салоне курс естественных наук. В случае споров, когда Сажин разбивал всех, его называли софистом. С Анной Ивановной держался он просто, как и с другими, хотя их и сближала общая федосеевская среда и старинное знакомство домами. Было несколько таких случаев, когда Сажин увлекался каким-нибудь разговором с раскольницей, но в самом интересном месте непременно являлась Софья Сергеевна, и Сажин сейчас же переходил в свой обычный, шутливый тон. Девушке казалось, что Софья Сергеевна делалась в его присутствии неестественной и смотрела на него болезненно-пристальным взглядом. Впрочем, когда о Сажине заговорила целая губерния, все дамы волновались в его присутствии, не исключая самой Прасковьи Львовны.

Эти воспоминания и последовавшая земская слава Сажина, которая в салоне генеральши была встречена самым горячим сочувствием, теперь совсем не вязались в голове Анны Ивановны с последними впечатлениями. Получался неясный диссонанс, который сильно ее огорчал, и девушка никак не могла отделаться от преследовавшего ее молчаливого от смущения Пружинкина, который вышел из салона генеральши таким печальным и растерянным.